Современная всемирная литература

Продолжение. Начало в №№101-111

​

 

199. Письмо к родителям.

 

Меня охватывает отчаянье: урок русского языка и литературы один раз в неделю и то никто не учит, не читает: они живут своей жизнью, несмотря на то, что учат про Диких и Базаровых, Безуховых и Свидригайловых, Корчагиных и Иудушек...

И неожиданно меня осеняет: у них же есть родители. А что если написать письмо к ним? О чем? Как сейчас должна закаляться сталь.

Но рука замирает, я вспоминаю свой двор, дети играют до одиннадцати, двенадцати ночи. Где родители? Почему не занимаются своими детьми? Кто они?

200. Единственная глава о методике.

 

Я никогда не слышал, за все годы работы, чтобы на педсовете речь зашла об... уроке, о цели урока...

Не помню, чтобы о цели говорили мне, когда я учился в школе.

Бесцельное сидение на уроках...

Зачем изучать алгебру, химию, английский, историю?

Неужели затем, чтобы знать какую-то формулу, имя, дату.

Зачем? И я на каждом уроке, повторяю тысячи раз. Цель любого урока одна: быть человеком.

 

201. Тайна Таенчука.

 

На уроке он ведет себя прилично, сидит тихо, записывает, отвечает.

Но однажды я увидел, заглянул, открыл его тайну, тайну Таенчуков...

Я зашел в автобус на заднюю площадку. Народу много, я протискиваюсь к компостеру и вижу под ним сидящего Таенчука, рядом пожилая женщина. Он сидит, даже не читает, просто смотрит в окно. Я знаю, заметь он меня, он тут же уступит место, тут же заметит эту женщину, но он не видит меня, он не видит и себя. Я начинаю искать причину: виновен не он, а общество, почему-то воспитывающее таких людей, но виновен и он сам, не видеть этого все равно, что отрицать голову, которую каждый человек носит. Да, таких тайн у человечества хватает, но рано или поздно любая тайна становится явью в судьбе человека, в судьбе человечества.

 

202. Вишневый сад.

 

Какое прекрасное совпадение: мы изучаем "Вишневый сад" и в театре поставили "Вишневый сад". "Пойдем?!" — высказываю я свою идею тридцать четвертой группе. Нет. Не хочется. Нет денег. Я предлагаю мастеру, он начинает их пугать, лучше бы я не говорил. И все-таки они собирают десять рублей — десять человек, десять храбрецов, десять...

Я достаю билеты...

...Ни один из них не пришел. Я удивлен, поражен, смешно, грустно... Почему? Еще одно, тысячное почему.

 

203. Схема уровня знаний.

 

На одном из семинаров лектор предложил нам схему уровня знаний, по ней можно объективно выставлять оценки. Мне понравилось, я сделал и вывесил в кабинете, объявил каждой группе.

— Что такое комическое? — спрашиваю я ученика. Он молчит.

Я смотрю на него и думаю: "Он не только ученик, он человек, а человеку за то, что он человек можно ставить тройку. Нет, все-таки нет... каждый человек должен доказать, что он человек, и другим, и себе, доказать, что он человек, а не рвущее все себе животное..."

— Посмотри на схему и поставь оценку.

— Двойка, — говорит он и смеется.

— Садись.

— Что же вы поставили.

— Ничего.

— Как это? — спрашивает удивленный хор голосов.

— Для такого уровня знаний, для такого уровня жизни оценок нет.

— Вы не поставили двойку? — еще не веря услышанному, а может быть, не обращая внимания на него, переспрашивает ученик.

— Нет.

— Вы не шутите?

– Нет, я серьезно говорю.

 

204. Почему он писал плохие стихи?

 

История есть история Почему? Она движется! Я не хочу, чтобы история двигалась: уходит Миша. Мы едем в трамвае.

— Почему ты не боролся до конца? — спрашиваю я.

— Смешной ты. Я уехал в отпуск, чтобы не видеть эту комедь. Я все знал заранее. Он собрал бюро, а они все там пляшут под его дудку, и принял решение. Но ты запомни, он долго не продержится. Райком убедится в правоте моих слов: он не директор.

— Тем более, оставайся…

— Не - мо - гу. Вот Рак был директор. Ты недооценивал его. Были и у него ошибки. Хороший был человек.

— Чем?

— Это же он мне сделал квартиру.

— Как?

— Нас было двое и нам дали двухкомнатную.

— Положено одну?

— Да. Но он сумел. На заседании райисполкома сказал, что нас трое.

— А документы? — недоумеваю я.

— Так получилось. Разумеется, я с ним не раз выпивал.

Я слушал и думал: почему он писал плохие стихи? И сейчас, кажется, начинаю понимать: поэзия — отражает жизнь человека, человек — это правда, нет правды — нет жизни, нет человека, нет поэзии.

 

205. Мне становится страшно.

 

Идет урок, я не выдерживаю.

— Уж больно много ты говоришь. Встань, иди.

Ученик покорно встает, идет к стенке, и вдруг, неожиданно для меня, поворачивается лицом к стенке, сам: мне становится страшно.

 

206. Мои компромиссы.

 

В кабинет заходит комиссия, я слушаю молча.

– Надо перекрасить пол.

Смешно. Мне хочется ответить, но я молчу. Я терплю. Почему?

Ведь я могу и сказать, и сделать, настоять на своем могу, но терплю. Почему? Боюсь за свое место? Допустим, что я все сделаю, меня уйдут, придет другой... И может быть, это не компромиссы, а пустяки и не стоит на них обращать внимание, может быть, я их терплю, чтобы остаться один на один с учениками...

А может быть…

 

207. Белуга, Достоевский и др.

 

Белуга, тихий, смирный, ничегонеделающий ученик, сидит на последних столах...

Я просматриваю его тетрадь по русской литературе.

— Посмотри, ты написал Достоевского с маленькой буквы.

Он молчит, смотрит на меня несколько иронически, а в глазах я читаю то, что однажды я слышал от него "Зачем слесарю русская литература".

– Достоевский мелкий в его глазах — комментирует кто-то.

– Молчишь? Тогда я отвечу: это, к сожалению, касается не только тебя: потому что такие, как ты, свою фамилию пишут с большой, а других, всех, с маленькой...

 

208. История абдеритов.

 

Мама рассказывала мне истории из жизни нашего дома, из жизни знакомых.

– Раньше было не так, как сейчас.

Я смеюсь, я читаю историю абдеритов.

Основной порок человечества — невежество, — своеоб-разный царь, сидящий на троне в каждом человеке, каждый прикрывает его кто чем может: дипломами, машинами, вином...

В наше время есть возможность расшатать этот трон, свергнуть с трона "Любовь к себе", заменив его на "Любовь к народу".

 

209. Размышления у памятника Ушинскому.

 

Зачем памятники? Чтобы размышлять? Чтобы брать пример? Или чтобы забыть?

Жизни нужны не проценты, умеющие лгать, приспосабливаться, забывать всех и помнить себя, а люди, преображающие жизнь и себя...

 

210. Вопросы.

 

К чему готовиться? К уроку? Кому? Они не учат, а тех, кто не учит, невозможно ничему научить. Они приходят, садятся, чтобы переждать, выждать. Что? Кто они? Чему их учили? Откуда они? Почему? Что же будет дальше?

Я задаю вопросы и, кажется, минута отчаянья проходит. Я понимаю, что надо делать.

 

211. Еще раз о музыке.

 

Я читаю афишу, хочется пойти послушать музыку, и вдруг я замечаю, что я все это слушал, во мне оживают знакомые мелодии. Бетховена, Баха, Шопена. Десять лет я слушаю. И неожиданно я вспоминаю, что за эти десять лет, я не видел ни единого преподавателя эстетики на концертах, в театре, впрочем, один раз...

​

Продолжение следует.