
международный художественно-публицистический журнал
Орган Всемирной корпорации писателей

.png)
К тому времени я отслужил и успел жениться, но все еще, по неофициальным меркам оставался сосунком. Мир взрослых, самостоятельных, прожженных жизнью людей отделяла от меня дверь центрального буфета, прозванного у нас «чепком», «рыгаловкой», «забегаловкой» и т.д. Там, средь столов и бочек, собирались утомленные работой и бытом люди, и за кружкой кислого, вдрызг разбавленного пива, жарко толковали за жизнь. Наступил день и, ломая почти девственную робость, я совершил свой первый хадж в местную «мекку», приобщить себя к раскрепощенному хмелем братству.
Однако торжественный момент становления был подпорчен встречей с моим бывшим учителем. Вежливо поздоровавшись, я примостил свою кружку на заменявший столик бочке и никак не мог решиться отхлебнуть в его присутствии. Занятый своими мыслями, он почти не обращал на меня внимания, а во мне все еще трепетал вчерашний школьник и было как-то неуютно торчать здесь рядом с ним. Он был самым молодым педагогом школы, но, в отличие от многих, педагогом от Бога. Закурив, я неспешно затягивался, выжидая момент, когда он отвалит восвояси, освободив место очередному страждущему. Сквозь плотную завесу табачного дыма мелькали веселые и озабоченные лица, и сквозь неумолчный гул голосов можно было разобрать лишь смачную матершину и громкий хохот. В углу у двери, на захарканном полу, валялась какая-то личность, о которую неосторожные люди касались грязными башмаками. За соседним столиком раздосадованные чем-то питухи усердно били друг другу рожи. Допив пиво, учитель, требуя внимания, коснулся моего локтя.
— Я пью, чтоб затуманить мозг, но не пойму для чего пьют эти, у кого туманить нечего, — мрачно изрек он, обводя помутневшим взором завсегдатаев этого злачного заведения.
Прошло много лет. Давно сгорел приснопамятный «чепок», и уже в других местах проходит свое
«становление» молодежь, а я с тех пор, поднимая стакан, терзаюсь мыслью: а у меня-то есть ли чего затуманить?