Современная всемирная литература

Продолжение. Начало в №№116, 118-121.

​

​

6. СТАТИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ — РЕГУЛЯТОР ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОГО ВРЕМЕНИ

 

Еще один важный момент, позволяющий нам понять, каким приемом при статическом описании достигается ощущение естественности протекания времени. Время протекания динамического описания регулируется определенными часами, в качестве которых выступает не физическое время, а статическое описание. Именно статическое описание внутри динамического определяет, медленными или быстрыми ощущаются протекающие действия.

 

Без выкаблучивания в какую-то тонкость и мнимую проницательность, можно увидеть, что второе описание более плавное, не такое стремительное, как первое. Хотя физическое время, в течение которого укладываются описываемые там и там события, сопоставимы. Нетрудно видеть, за счет чего писатель замедляет второе описание: меньше динамических действий и больше статических (или длящихся) описаний (состояний); также большее внимания уделено обстоятельствам происходящего. Сопоставлением этих двух эпизодов мы еще раз хотим подчеркнуть ту ключевую мысль, что не физическое время протекания действия, а специфические описательные приемы создают у читателя ощущение повествовательного времени.

 

Более того, именно статические элементы и задают ритм описанию: чем их больше, и чем подробнее они развертываются, тем плавнее кажется течение времени, чем меньше и сжатее, тем стремительнее.

 

Динамическое описание как повествовательный прием возникло совсем недавно, где-то на рубеже XVIII--XIX веков. Первыми авторами, которые ввели этот прием в литературу были, похоже, готические авторы. А уже Пушкин, Мериме, не говоря уже об Эдгаре По, прекрасно владели этим приемом. До которого не доросли такие мастера приключенческого жанра как Дефо, Свифт, Филдинг, да и Гольдсмит со Смоллеттом, аббат Прево... Последний на 300 страницах своего романа вместил столько событий, и каких: погони, отравления, побег из тюрьмы, поединки... Короче, Дюма со всеми своими выколбасами отдыхает. И несмотря на это "Манон Леско" кажется вялой и тягомотной. Действие то ли движется, то ли застыло на месте, и никакими силами его оттуда не стронуть. Словом, литературный прогресс налицо.

 

И все же тысячи лет люди как-то писали, создавали шедевры и обходились без динамических описаний. Больше того, в отличие от того же Прево, никакого дискомфорта читатель даже и не ощущает при чтении старинных авторов, тех же самых рыцарских романов, включая сюда и "Дон-Кихота".

 

Внимательно присмотревшись, как Сервантес описывает динамическое действие, мы обнаружим, что на эпизод он тратит не более 4-5 действий, которые либо отделены друг от друга широченной полосой статических описаний, либо собраны в одну кучу, венчая длинное статическое описание. Эпизод у Сервантеса часто не столько состоит из действий, сколько является суммой статических состояний — этакая скульптурная группа, облегчающая задачу иллюстраторам романа. Писатель работает по схеме "действие + описание скульптурных групп, на которые он разбивает картину

 

Из этого ясно, что создать ощущение динамизма действия можно не только динамическим описанием, то есть перечислением действий, но и сменой декораций, то есть рядом статических описаний. Достаточно несколько раз переменить декорации и подробно описать эти декорации, чтобы создать ощущение динамизма. Сама смена декораций как раз и производится динамическим либо ментальным ("он подумал", "он увидел", "он ощутил") действием.

 

Так писали не только Сервантес, но и большинство русских классиков от Гоголя до Бунина. Родилось же динамическое описание на англосаксонской почве. На этот в общем-то специфический литературный факт можно бы было и не напирать, если бы многочисленные пособия по литературному мастерству, науськиваемые на неокрепшие писательские души, не были дословными переводами американских методик по литературной технике. Которые упускают из виду то маленькое обстоятельство, что русская литература — это литература на русском языке, в то время как английская — это литература на английском языке. Я даже готов пойти дальше и в качестве гипотезы выдвинуть крамольную мысль, что французская литература — это литература на французском языке, испанская на испанском, а чукотская — прежде всего на чукотском.

 

То есть динамическое описание, каким его пытаются представить в качестве универсального литературного приема, приспособлено к писанию прежде всего на английском языке и автоматом на русскую литературу переносимо с немалым конфузом для бездарных пишущих:

 

а) в русское языке действие выражается почти исключительно глаголом, а обстоятельства — наречием (или нареченными оборотами "в саду", "в те времена") либо причастием. Во французском и английском между глаголом и именами существует громадное количество конструкций, которые могут выражать как действие, так и обстоятельство: инфинитив, причастный оборот, масса независимых конструкций (типа отмороженного творительного в латинском). Русский таким разнообразием похвастаться не может — причастие прошедшего времени, вот, пожалуй, единственная конструкция, которую можно положа руку на сердце отнести как к описанию действий, так и обстоятельств

 

б) русский глагол безнадежно однотипен. Он может выражать только действия. Если нужно выразить состояние, то для этих целей используют специальные глаголы-связки, либо некоторые синтаксические конструкции (неопределенно-личное предложение, например, кастрированное через опущение дополнения и удаление формального подлежащего: "вечерело" из "il faisait nuit" еще имевшее место быть в старославянском). Западный глагол — это целая масса грамматических значений. Он может выражать действие прерывистое или непрерывное, реальное или подразумеваемое, совершенное в прошлом и там же застрявшее либо начатое в прошлом и перекатившее в настоящее и так далее. Особого внимания заслуживает разница между действием разовым и длящимся. Это фирменная фишка французской литературы:

 

Tout à coup, elle aperçut une mouette qui traversait le ciel, emportée dans une rafale; et elle se rappela cet aigle qu'elle avait vu en Corse
Неожиданно она заметила чайку, которая пролетала по небу, уносимая порывом ветра, и она вспомнила орла, которого она видела на Корсике

 

Как видите, в русском языке все глаголы выражены одним временем — прошедшим (совершенным и несовершенным, которые формально ничем не отличаются друг от друга: "заметила" и "пролетала"), во французском тремя разными формами: aperçut и se rappela — разовые действия, traversait — длящееся действие: чайка пролетала и до того, как она (наблюдатель) ее (птицу) заметила, и, скорее всего будет пролетать и после того, как она оторвет от нее взгляд, avait vu — "видела" показывает, что действие произошло задолго до того времени, когда она разинула рот и глазела в небо. Это обстоятельство становится ясным без каких-либо указаний, а только из грамматической формы (выраженной предпрошедшим временем — avait vu, а не vit).

 

Ничего подобного в русском языке нет, но посыпать голову по этому поводу нам не к лицу. Кой-какую литературу кое-кем, причем весьма авторитетным, русские все же создали. И там где полет воображения сдерживается отсутствием нужных глагольных форм, в бой вступают полчища междометий, причастий, наречий. А где не выручают и они, в резерве главного командования есть суффиксы, префиксы, приставки...

 

— Вы ведь писали в свое время? — Да не писал, а так — пописывал.

 

— Ну что, уже сделал всю эту хрень? — Не... только-только запустил.

 

— Вы проиграли этот вариант комбинации? — А зачем было проигрывать, когда мы к тому моменту уже проиграли игру — 0:3.

 

— Здорово он плывет. — А он так всегда плавает.

 

Другими словами динамические описания в чистом виде русскому языку не очень-то подходят, поэтому учиться у иностранных авторов, конечно, не грех, по больше стоит полагаться на отечественное суффиксно-нареченное импортозамещение. Но учить иностранный язык полезно для любого писателя и пишущего: не с тем, чтобы гоняться за мифическим адекватом, а чтобы активизировать знание родного.

​

Продолжение следует.