top of page

Я откровенно скучал, пресыщенный свободами, которые мне давал волшебный лист нетрудоспособности. Вообще я, конечно, сожалел, что так бездарно расточается куча бесценного времени, но и не так чтобы уж очень. Иногда звонил телефон, но всякий раз, когда я снимал трубку, просили кого-то из домашних и оттого, ко всему прочему, примешивалось еще и чувство обиды.

На этот раз, после внушительной паузы, прозвучал голос брата. Я мигом сообразил, что братец под «мухой» и решил поинтересоваться поводом, хотя делал он это чаще без всяких на то причин.

— Ты, меня, видал? — не слушая, перебил он.

— Н-нет ...

— А-а, не видал, значит. Мы тут со старухой своей поцапались малость, так она мне, падла, всю рожу исцарапала. Срамота. Ага.

— А звонишь откуда?

— Да ты че? Из дома и звоню.

— О-о! Телефон подвели, что ли?

— Но.

— Ну-у ... поздравляю тогда.

— Да-а, че там! Надоело, бля, по соседям бегать, унижаться. Так-то он мне без нужды, но бывает другой раз, а так... Подвели вот, ну и что с того? Пылится только ...

Разговор обещал быть продолжительным, и я ломал голову, как бы закруглиться.

— Слушай, скажи мне ваш номер, я запишу. Минутку.

— Так, ты слушаешь? Пиши, значит... Нет, забыл, счас у старухи спрошу.

— Эй, человек! — неслось в трубку, — скажи-ка мне к-какой там у нас н-номер?!

— Че, алкаш, — визжала в ответ его половина, — память тибе отшибло што ля? Язык чуть шевелица, а ище названиват, скотина!

— Да пошла ты знаешь куда-а?! — грозно ревел братка, восстанавливая авторитет. В общем, я записал номер, сослался на недомогание и пожелал ему покойной ночи. Однако, думалось мне, зря я так. Ну, радость у человека. Вот и разделил бы. Не часто же нас распирает. Мы все иногда, как тот папуас, обалдевший от стеклянных бус. Ну и что в этом зазорного?

Ночью снова звонил телефон. Я не смог скрыть раздражения и на том конце, помолчав, повесили трубку.

— Ничего, брат, пройдет. Понимаю. Еще надоест. Вообще-то пора бы тебе и уснуть, — успокаивался я, окунаясь в тепло своего ложа.

bottom of page