Современная всемирная литература

Всё началось с любовных романов. Одинокая пенсионерка Любовь Ивановна, прочитав очередной из них, отложила в сторону книгу, откинула голову на спинку кресла и задумалась: «Нет, надо срочно менять жизнь! Я ещё не старуха, а женщина в полном соку! Хватит сидеть дома и читать о том, как любят друг друга!»

Она встала с кресла, подошла к зеркалу, покрутилась: «Нет, я определённо себя недооцениваю! Какие бёдра! Какие ножки! Ну, немного целюлитные… и вены кое-где выступают… так это не беда: завтра куплю себе модные чулочки! А какой бюст! Любо дорого показать! Любой мужчина приклеится и утонет — мёдом мазать не надо! Правда, повис уже… так это тоже не беда: на такой случай специальные бюстгальтеры есть! А волосы? Волосы не очень… седоватые, редковатые. И это не повод буксовать! Сегодня из любой замухрышки королеву красоты слепят! Завтра же пойду в салон красоты! А потом?.. А потом и решу, что потом!»

— Вы, бабушка, к кому? — удивилась девушка-визажист, увидев Любовь Ивановну в очереди.

— Как, к кому? К вам! Из такой вот бабушки, как я, королеву красоты слепить требуется!

Посетители салона переглянулись между собой, улыбнулись. Улыбнулась и девушка:

— Хватит ли пенсии у будущей королевы?

Маникюр, педикюр, маска на лицо, выщипывание бровей, макияж, покраска волос, объёмная причёска с волшебным шампунем — и много чего ещё — всё это терпеливо вынесла Любовь Ивановна! Красота требует жертв и, конечно, пожертвований!

После салона она не забыла заглянуть в бутик, где ей сделали модный прикид.

Когда Любовь Ивановна поднималась по лестнице своего многоквартирного дома, навстречу попалась подруга соседка. Та окинула её взглядом и… прошла мимо.

— Валя, ты чего не здороваешься?..

— А вы кто?.. Ой, господи, не узнала! Неужели это ты, Люба? Что с тобой случилось?

Разговорились.

— Нет, Любочка, этого мало! Я давно тебя знаю — ты добрая и простодушная женщина. А такие мужчин мало интересуют. Им нужны стервы!

— Стервы?..

— Именно! Вот своего бывшего вспоминаю: сколько лет кормила, поила, одевала, согревала любовью, даже, представь, носочки ему штопала, а он?.. Всё равно убежал к какой-то стерве!

— Что же делать-то, Валечка?

— Я думаю, надо к семейному психологу сходить. Он уж точно подскажет, как стать ей.

— Ой, только бы пенсии хватило…

 

— Рассказывайте, — мужчина-психолог приготовился слушать. — Какая у вас проблема?

— Я добрая и простодушная женщина.

— Гм…

— Да, да — это и есть моя проблема!

— Чем же я могу помочь?

— Мне сказали, что вам известно, как стать стервой. Хочу, чтобы мужчины обратили на меня внимание!

— Стервой?.. — психолог призадумался: его жена сбежала недавно к другому. — Ну, это несложно…

Он встал с кресла, заходил по кабинету и, размахивая руками, громко заговорил:

— Стерва — всегда говорит одно, а делает другое! Богом клянётся, что любит, а сама тут же строит глазки кому-то ещё! А потом и домой не приходит, и телефон отключает! Деньги тратит направо-налево, не считает их, думает, что они валяются на дороге, что муж по пути домой просто подбирает их и слаживает в карман!

Сжав кулаки, он стал ходить быстрее, и уже по кругу.

— Стерва — это исчадие ада! Уйти к таксисту! Не понимаю… не понимаю логики! Я — образованный человек, наизусть вызубрил всего Фрейда и Карнеги, от корки до корки прочитал Юнга, даже осилил доктора Спока! Но я не-по-ни-ма-ю, почему таксист Махмуд! За что? За что, господи?

Слушая его эмоциональную речь, Любовь Ивановна осторожно встала и попятилась к выходу. Уже стоя в дверях, она искренно посоветовала:

— Ой, мне кажется, вам надо сходить к психологу…

А дома решила: «Ладно, буду действовать сама!»

 

— Дайте, пожалуйста, один билетик на поздний сеанс, — попросила она кассира кинотеатра. — Только обязательно на последний ряд!

— Там же одна любовь процветает! Спокойно посмотреть фильм не дадут!

— А разве взрослые люди ходят в кинотеатр смотреть фильмы?

Пока в зале был свет, Любовь Ивановна надеялась, что вот-вот появиться он — пожилой, высокий, статный мужчина (так как он непременно полковник в отставке), сядет рядом и начнёт с ней знакомство. Но свет вскоре погас, и вокруг осталась только одна молодёжь — с пивом, попкорном, сигаретами… некоторые потом достали шприцы… Когда начались охи, вздохи, звуки поцелуев, Любовь Ивановна грустно вздохнула и вышла.

На следующий день, сняв со сберкнижки заначку, она стояла у барной стойки в кафе под названием «Встреча», с пояснением «кому за 30». Поглядывая в задымлённый полумрак зала, она удивлялась: «Неправильная подпись! Вернее было бы: кому за двадцать!» Но её мысли прервал мужской голос с восточным акцентом:

— Ай, ай, какой красивый женщин! И совсем одын!

Это был низкорослый, темнокожий мужичок; таких во множестве она видела на стройках.

— Отдыхаем? — улыбался он, обнажая зубы, половина из которых были стальные.

— По полной! — отрезала она современным сленгом нарочно.

— Ай, какой находка! Давай вместе отдыхать будем! Я давно мечталь о такой женщин! Как тебя звать?

— Стерва!

— Ха-ха! А меня Закир, — он хитро подмигнул. — Сколько стоит стерва на час? У меня сегодня быль получка, гуляю! Вот, гляди.

Он достал мятые банкноты, стал перебирать их и, вытащив одну, протянул ей.

— За час — сто рублей дам! Пойдём ко мне в вагончик! Я так хочум, хочум… а?

— Эх, ты, мачо! — засмеялась Любовь Ивановна. — Гуляй, Вася!

— Двести рублей, а?.. Триста!.. Пятьсот! — он покраснел. — Стерва ты! Была бы женой мне, задушиль бы, как свою восьмую!

Любовь Ивановна опять с испорченным настроением пришла домой. Чтобы немного успокоиться, она взяла свежую газету и стала читать. На последней странице, в рубрике «Знакомства», её очень заинтересовало одно объявление: «Одинокий пожилой мужчина, полковник в отставке, желает познакомиться», — и ниже номер телефона.

— Алло! — решилась Любовь Ивановна. — А вы настоящий полковник?

— Так точно! Самый что ни на есть!

— А где мы встретимся?

— Давайте около моего дома?

 

Дом его оказался недалеко, в соседнем квартале. На следующий вечер, волнуясь как девица, она спешила на свидание.

— Это седьмой дом? — спросила она у грузного, лысого старика, который сидел на скамейке у подъезда.

— Седьмой. А вы… вы не Любовь Ивановна?

Она вздрогнула. Нет! не ожидала Любовь Ивановна в «настоящем полковнике» увидеть такого неприглядного старикашку, с тростью в руке!

— Нет, нет! — вырвалось у неё несознательно; но всё же, не зная зачем, она присела на краешек скамейки. — Идти далеко, устала, отдохну чуток.

Долго молчали. «Это только в книгах бывают мачо и любовь неземная, — подумала она, — а в жизни…»

— Который час? — спросил «полковник», — у меня есть часы, но зрение плохое, не вижу, а очки не взял с собой…

— Десять минут восьмого, — ответила она и вздохнула: «К тому же ещё и слепой! Как бы он меня разглядел и оценил?»

— Жаль, — он тоже вздохнул, — вот, договорился встретиться с женщиной, а она не пришла…

— Вы о женщинах не забываете?..

— А как же! — встрепенулся он. — Я, можно сказать, Дон Жуан ещё тот! Не смотрите на мой вид и возраст!

Любовь Ивановна рассмеялась от души. Вот чудак-человек — на трость опирается, а думает о любви! Но тут же поймала на мысли себя: «А сама-то! Начиталась романов, вздумалось в девичник поиграть!»

— А кем вы раньше работали? — поинтересовалась.

— Не работал, а служил всю жизнь.

— Извиняюсь за любопытство, в звании каком?

— Службу закончил полковником.

«Мда… а теперь и лейтенантика от него не осталось!»

— …много чего повидал, многое довелось пройти, — продолжал он, — только рассказывать теперь некому… Внук обещал прийти сегодня, и не пришёл. А мне нужно было…

Тут он замолчал. А Любовь Ивановна, ещё раз посмотрев на него разочарованным взглядом, поднялась со скамейки.

— Ну, надо идти. Всего вам хорошего!

— Подождите! — сказал он вдруг. — Подождите. А можно ли вас попросить?

Сделав пару шагов, она остановилась.

— Можно...

— Не могли бы вы сходить до аптеки? Здесь рядом, за углом. Хотел внука попросить, но…

— Схожу, конечно.

Он достал из кармана деньги и рецепт.

— Вот, пожалуйста. Если нет Эналаприла, то можно спросить Андипал.

«Мда, о таких знакомствах в книгах не напишут!» — улыбаясь, думала Любовь Ивановна, а в сердце нахлынула тоска — щемящая, непонятная.

— Спасибо вам большое! Выручили, — поблагодарил он, когда она вернулась. — Какая вы добрая и хорошая женщина!

И, сделав паузу, неожиданно добавил:

— А приходите завтра, в такое же время. Я надену очки!

— Не обещаю… — ответила она, а про себя рассердилась: «Я не добрая и не хорошая — он просто не знает, какая я стерва!»

 

На другой день, ближе к вечеру, у Любви Ивановны появилось странное беспокойство. «Неужели это из-за вчерашнего приглашения полковника? — вспомнила она. — Ой, даже не знаю, что и делать. Какой жалкий старикашка, ну чем он может мне понравиться? Разве что сходить и спросить, какая нужна помощь? Вдруг внучок опять не придёт?»

Поразмышляв — идти или не идти — в итоге она оделась и отправилась на встречу. «Мать Тереза выискалась!» — над собой по пути смеялась.

Но когда на скамейке, вместо вчерашнего дряхлого старика, она увидела пожилого мужчину в очках и в кителе, который украшали по три больших звезды на погонах, разноцветные планки медалей и орденов на груди, она чуть не ахнула!

— Здравствуйте! — сказала она робко, и чуть было не выдав как солдат «Разрешите сесть?» — присела на край скамейки.

— Здравствуйте! Я очень рад, что вы вернулись!

— Вам вчера больше стоило радоваться, когда я вернулась: деньги-то незнакомой женщине давали!

— А вы оказывается юмористка! — он рассмеялся, разглядывая её сквозь толстые линзы.

Любовь Иванова закинула ногу на ногу, подчёркивая свои модные чулочки в цветных узорах.

— Разрешите представиться — меня зовут Пётр Петрович, а вас как?

«Стерва? — размышляла она, — Нет, нет, это не годится. Назвать своё имя и отчество? Но я же вчера сказала — нет! Некрасивая ситуация! Ой, как же выкрутиться теперь?» — и ответила так:

— Меня просто — Люба.

— Значит, Любовь...

— Ага, выходит так...

— Значит, выйдет… и Ивановна?..

— Ага, выйдет и Ивановна!

Пётр Петрович рассмеялся первый, потом и она не удержалась.

— Конспирация, понимаю! Как мне это знакомо! — он оперся на трость, чуть задумался. — Довелось в разведке служить.

— Оно и видно: как быстро меня на Ивановну-то вывели!

Опять рассмеялись; атмосфера разговора стала непринуждённой. Пётр Петрович много рассказывал о своей личной жизни: о том, что из родственников у него осталась только взрослая замужняя дочь, которая навещает иногда, о школьнике внуке, который приходит помогать «по мелочам». Любовь Ивановна тоже начала увлечённо рассказывать о себе.

Так, незаметно, вечер и затянулся; на дворе стемнело, зажглись фонари. Но потом, будто спохватившись, она прервала рассказ, вспомнила, что она стерва! И, без стеснения и участия, стала любопытствовать о наградах. Пётр Петрович события решил не торопить; как бывший военный тактик и стратег, ответил так:

— Давайте, Люба, о каждой из них, я подробно расскажу завтра? Хочу пригласить вас к себе домой, посмотрите, как я живу. Особо хвастаться нечем, но романтический вечер обещаю.

«Хитёр! — улыбаясь, думала Любовь Ивановна, когда уже возвращалась домой. — Настоящий полковник!»

 

Однокомнатная квартира Петра Петровича действительно не являлась предметом хвастовства: простенькие, выцветшие обои на стенах, старая, купленная ещё в советское время, мебель; из более новых вещей имелся лишь холодильник да плоский телевизор. Однако стены во многих местах были закрыты фотографиями в рамках и картинами на военную тематику. Почти на всех снимках Любовь Ивановна узнала самого хозяина, ещё молодого офицера. В шкафах и тумбочках всё было заставлено кубками, вымпелами, сувенирами, грамотами — атрибутами его прошлой, видимо бурной жизни.

После выпитого бокала сухого вина, он стал рассказывать обо всех этих — как про себя назвала Любовь Ивановна — «артефактах». Но, не дослушав, она вспомнила свой вопрос:

— Пётр Петрович, вы о наградах обещали рассказать.

— Люба, а нельзя ли нам на ты?

— Ну, когда расскажете, тогда и посмотрим! — улыбаясь, стервозничала она.

Он достал из шкафа парадный китель с наградами, сел на диван рядом с ней, и начал рассказ:

— Это было давно, ещё в начале семидесятых. Да, да, и в то время было много горячих точек и горячих стран. В одной из них мне довелось побывать. Мы помогали осваивать нашу технику, обучали многим военным премудростям, порой и сами попадали в мясорубку. Жарко было в прямом и переносном смысле. Однажды...

После нескольких минут повествования, Любовь Ивановна уже оставила свои мысли, и слушала жадно, как прилежный ученик, представляя эти захватывающие описания как только может представить женское воображение, далёкое от военной темы. Что-то было таинственное и завораживающее в этих малоизвестных словах и выражениях: «сапёры», «фугас», «система заграждений», «перекрёстный огонь», «акаэшки», «детонатор», «вертушки» и тд.

А полковник, рассказывая, как будто преображался: теперь это был не дряхлый, хлипкий старик, а волевой, жёсткий и сильный человек. Его внутренняя сила, казалось ей, вырывалась наружу и охватывала её целиком. Боясь потерять стервозность, Любовь Ивановна в такой момент опять спохватывалась, и, чтобы отвести эту силу, перебивала:

— А вот эта награда за что?

И Пётр Иванович начинал всё сначала, уже другую историю. Но снова тени этой силы сгущались над ней. Чего она боялась? Может быть, не хотелось выглядеть доброй и простодушной бабой, которую вот так просто можно заболтать? Ох уж этот опыт пожилой женщины! А может... она боялась не понравиться? Всё может быть.

Закончив очередную историю, которую она впервые выслушала до конца, Пётр Петрович вкрадчиво спросил:

— Ну, так как же, Люба, мы переходим на ты?

Любовь Ивановна заглянула глубоко ему в глаза и, словно смахнув с себя пелену, наконец ответила:

— Переходим.

Пётр Петрович взял её руку, приблизил к своим губам и поцеловал.

— Ты даже не представляешь, Люба, сколько лет я думал о том, что когда-нибудь вот так, рядом со мною, будет сидеть женщина, которую я долго ждал!

— А ты, Пётр, не представляешь, какую историю готова поведать тебе я: о том, как теперь нашла свою главную награду, как всё началось с книжек, как старалась быть какой-то стервой, но — это я поняла сейчас — лучше быть самой собою. Только эту историю, подробно, расскажу тебе завтра.

— Согласен. Думаю, таких историй нам ещё много предстоит рассказать друг другу.

И в следующий вечер в окне Петра Петровича долго не угасал свет — дольше, чем у всех остальных. Свет всё горел и горел, хотя во дворе давно было темно, и холодный мрак уже опустился на дремлющий город; но этот свет не мог погаснуть — он, словно маячок, освещал и согревал ещё одну новую встречу, ещё один новый роман в — огромном океане одиноких сердец.