Современная всемирная литература

ОЧЕРК ВОСПОМИНАНИЙ

 

Я уже рассказах в трех очерках под общим заглавием «Острова ушедшей жизни» о своей жизни в детстве, отрочестве и юности. И теперь хочу рассказать в этом небольшом очерке о главном как мне кажется в своей жизни в молодости и в зрелые годы.

 

=======================================

 

В жизни каждого человека у которого действительно есть призвание непременно встречается «заветная Дверца» за которой таится осуществление его желаний, вольное творчество, яркие чувства и головокружительная свобода и счастье.

Чтобы открыть эту Дверцу нужен волшебный «Золотой ключик» который злые силы, обстоятельства и люди от тебя прячут, насмехаясь над твоими мечтами и надеждами.

И долго это может продолжаться — многие мрачные годы которые исподволь губят твою жизнь, лишают ее радости, света и смысла.

Честно признаюсь что со мной такое случалось — я на годы, долгие и несветлые годы, потерялся на бесприютных просторах неласковой жизни.

Но я нашел все таки в конце концов свой заветный «Золотой ключик» и открыл свою волшебную таинственную дверцу — и меня действительно встретила свобода, творчество и любовь.

Я ничего не придумываю хотя и пишу в известной мере иносказательно. Все так и было в моей судьбе.

И ныне я все чаще называю свою судьбу все таки счастливой.

 

-----------------—

 

И вот после этого краткого «вступления» я расскажу обо всем что случилось в моей жизни вы молодости и в зрелые годы подробнее и в реалистических красках, ничего не приукрашивая.

И избегая любых произвольных фантазий.

Надо признать что в последние годы я живу в целом на редкость счастливо. Хотя и весьма скромно и достаточно замкнуто на самом деле.

И вместе с тем я на удивление рад своей нынешней жизни и конечно считаю ее духовно полноценной — ведь вся она теперь отдана вольному творчеству.

Однако так было не всегда. И даже далеко не всегда.

Действительно были в моей жизни и долгие темные годы. Отравили мне в прошлом жизнь на два мрачных десятилетия пережить которые было очень трудно — особенно в духовном отношении.

Закончив аспирантуру при Ленинградском Университете и защитив диссертацию по Раннему Русскому Славянофильству 1840 — 1850-х годов (на степень кандидата исторических наук) я был в 1982-ом году зачислен научным сотрудником в штат Пушкинского Дома (Института Русской Литературы Российской Академии Наук).

Это казалось мне тогда большой удачей — в Пушкинском Доме была замечательная Библиотека (часть Библиотеки Российской Академии Наук). Книги можно было брать на дом. И работал с книгами я дома что облегчало творческий труд.

Подключился к созданию статей в научных сборниках которые готовил Институт, чуть позднее мои статьи о литературе и культуре стали публиковать известные тогдашние литературные журналы — «Звезда», «Нева», знаменитый в те годы «Новый Мир».

Единственная моя боль в то время — стихи мои в официальной печати публиковать отказывались. «Несоветские» мол стихи.

А я ведь с детства чувствовал в себе в первую очередь призвание поэта. Поэзия — все для меня в жизни и сейчас и в те годы.

Я писал об этом в своем очерке «Мой путь в поэзию», несколько раз уже опубликованном в различных нынешних журналах.

Не коснулся я в этом очерке только одного — что публиковать меня как поэта в официальной советской печати решительно отказывались.

И это было для меня горько и обидно.

Писать стихи «в стол» было унизительно и не имело никакого смысла. Ведь в те годы не было ни компьютеров ни сайтов поэзии — и мои неопубликованные в журналах стихи действительно оставались лежать в моем столе. Их никто не мог увидеть и прочитать.

Меня это в полном смысле мучило.

Я пытался взаимодействовать с тогдашним ленинградским самиздатом. И набрался смелости опубликовать и стихи и эссе под псевдонимом в самиздатском журнале «Часы» о котором немало говорили в то время.

Даже был подписчиком этого журнала в течении ряда лет. Но журнал на тонкой папиросной бумаге и в самодельной обложке — не убеждал меня.

Он печатался на пишущей машинке в шести экземплярах и после третьего экземпляра положенной под копирку папиросной бумаги читался уже с трудом. Всего же в пишущую машинку закладывались материалы нового номера «Часов» дважды.

Значит выходило 12 экземпляров. И читаемыми из них оказывались только 6 экземпляров фактически.

Ну мало же этого! Слишком мало для настоящей литературы.

Хотя по содержанию журнал был достойным и интересным и редактором «Часов» был замечательный человек — Борис Иванович Иванов с которым я близко сошелся в те годы и которого по человечески любил и конечно глубоко уважал.

Впрочем приход к власти Горбачева сразу отозвался ослаблением советской цензуры. А в последние год-два горбачевского правления цензура и вообще перестала чувствоваться в литературе.

Меня стали тогда все таки хоть немного публиковать как поэта в официальных советских изданиях. И мое чувство обиды на то как складывается жизнь на время утихло.

Морально поддержало и то что к 1990-му году я подготовил с издал в государственном издательстве славную книгу о любимом поэте и литературном критике моей молодости Аполлоне Григорьеве — «Аполлон Григорьев. Судьба и творчество» ( М., «Советский писатель», 1990).

Аполлон Григорьев как противник Добролюбова, Чернышевского и компании был на плохом счету у советской власти. И моя книга была первой книгой о нем в России.

Радовал и тираж моей первой книги — 10 тысяч экземпляров. Сейчас такой солидный тираж для книги познавательного историко-литературного характера просто нереален.

И я тогда на рубеже 1990-х годов становился известен.

На волне этого успеха и в обстановке небывалого «прилива свободы» в стране я взялся писать новую книгу — о литераторе и философе конца Х1Х — начала ХХ века Василии Розанове.

Розанов был фактически запрещенной фигурой при советской власти. Его книги не только не издавали в СССР. Даже само его имя избегали упоминать в каких бы то ни было печатных изданиях. Как будто и не было в старой России такого замечательного писателя и мыслителя как Василий Розанов.

Розанов был во всех отношениях интересен мне как личность и как писатель-философ. Его идеи и духовные ценности выглядели очень современно. И книгу о Розанове я писал с большим подъемом и увлечением.

Мне при моем тогдашнем горделивом молодом романтизме казалось — вот тут-то я наконец покажу себя…

Книгу о Розанове я написал.

Весьма причем, необычную книгу которая могла бы произвести яркое и глубокое впечатление на читающую публику если бы страна наша жила в те годы нормальной жизнью. И у граждан оставалось бы время силы и должная духовная концентрация чтобы всерьез интересоваться развитием культуры и литературы.

Но все в стране нашей было тогда совсем иначе.

Творились невероятные вещи, шли немыслимые ранее процессы во всех сферах жизни общества. И людям стало не до литературы и культуры и не до спокойного чтения «умных книг» в уютной обстановке благоустроенных домов.

СССР быстро катился в пропасть и вскоре исчез с карты мира. Вся страна напоминала несчастный пчелиный улей на который напали жадные медведи.

И «громких аплодисментов» моей книге о Розанове конечно же не получилось.

Хорошо еще что мне удалось без особого промедления уже в 1993 году издать эту свою книгу в каком-то странном новоявленном издательстве в Санкт-Петербурге. Причем издать приличным тиражом — 3 тысячи экземпляров.

Однако об авторском гонораре пришлось забыть. В новых экономических условиях гонорары исчезли как дым от потухшего костра. И это на самом деле тоже было печально.

Ведь историко-литературная книга да и статья такого плана требует немалого труда. Нужна работа с источниками и многое другое.

За свой литературный труд серьезный писатель и тем более поэт, литературный критик, эссеист и историк литературы с тех пор не получает в России практически ничего.

Это грустно и конечно же несправедливо.

И ведь подспудно расхолаживает с большой самоотдатей трудиться на «ниве литературы» и во благо литературы.

О превращении литературного труда в нынешней России в некое бесплатное «хобби» и о его последствиях я с грустной иронией писал в очерке «Судьбы литературы».

Однако на первых порах нагрянувший в Россию с реформами Гайдара капитализм не так уж меня и оттолкнул.

Раньше я очень страдал от советской цензуры. Те о ком я написал свои первые книги — Аполлон Григорьев, Розанов — были полузапрещенными и вовсе запрещенными фигурами в СССР.

Мучили бесконечные обязательные ссылки на Ленина во всех работах которые доводилось мне писать, раздражали и мешали свободно и плодотворно мыслить коммунистические идеологические догмы.

С отменой цензуры мои творческие поиски стали неизмеримо плодотворнее, а их результаты — серьезнее и весомее.

Все это так.

Но я не мог предвидеть что литературный труд перестанет быть профессией в России. Это было для меня (может как следствие моей наивности) совершенно неожиданным.

И в поэзии я как был так и остался изгоем. В официальных изданиях меня как поэта толком не печатали и в 1990-е несмотря на шумное падение советской власти.

Да и как могло быть иначе если литературные журналы возглавляли те же люди что и при советской власти, воспитанные на советской эстетике и с советским пониманием литературы.

Только теперь реформы Гайдара отдали литературные журналы (включая помещение где располагался журнал и все его имущество) им в частное владение.

Журналы стали «частными лавочками». И редактора (теперь – хозяина) было из этой лавочки уже не выгнать никогда. Более того и действовать он стал в «своем частном» теперь журнале по принципу «что хочу то и ворочу».

Обо всем об этом и о том как менялось в России отношение к поэзии и литературе в целом позднее я немало писал в очень удачном и серьезном очерке «Поэзия в эпоху Интернета», который был опубликован в целом ряде литературных журналов.

Сейчас же уместно и важно кратко констатировать — в поэзии я так и остался за бортом и при новой власти. И это меня очень угнетало.

Дело во многом в том что себя, свой голос я нашел в поэзии в свободном стихе — я не использовал (за редкими исключениями) ни рифму, ни строгий поэтический размер.

На Западе, в частности, в англоязычных странах, во французской, немецкой и европейской поэзии вообще такой отказ от рифмы давно был в порядке вещей и преобладал в ХХ-ом столетии.

Но не в советской России.

Советская эстетика в поэзии была крайне консервативной и примитивной. Формально почиталась классика, а реально постоянно повторялись в поддельном упоении «зады классики».

Новое состояло только в громогласном прославлении советского человека и советского образа жизни, крайне примитивном и наивном.

Можно сказать в СССР настоящей Поэзии с большой буквы вообще не было.

Ну разве настоящими большими Поэтами были Исаковский, Щипачев и Дудин или крикливые Евтушенко и Вознесенским?

И я стал наконец с горечью осознавать что как же я в такой стране где подлинная эстетика разрушена, где нет уже понимания подлинной поэзии и где в литературном мире «у руля» до сих пор стоят убогие выходцы из мнимого «советского рая» в искусстве я стану признанным или хотя бы уважаемым и регулярно печатающимся поэтом?! — Невозможно такое как теперь стало казаться мне. И не будет такого никогда.

Для себя я понялв этот время что с мечтами в поэтическом творчестве мне придется расстаться. Навсегда расстаться как считал я тогда.

Ведь писать стихи только «в стол» оказалось нестерпимо унизительно и бессмысленно.

Да иногда лучше и не сознавать всю «правду жизни» вообще если вкус ее очень горек. Это мне тоже пришлось понять и почувствовать на себе.

Тем более что я к середине 1990-х годов я в полной мере вкусил наконец и прелести дикого капитализма в России.

Жизнь для меня как старшего научного сотрудника Института Русской Литературы стала не просто крайне и мучительно бедной (ведь нам с 1992-го года в итоге все тех же диких реформ Гайдара стали платить просто жалкие копейки в качестве зарплаты). В нашем Институте пропала в это время и возможность писать историко-литературные книги и статьи.

Издательство «Наука» уже не обязано было печатать продукцию Института. Вся деятельность Пушкинского Дома свелась к изданию академических собраний сочинений Пушкина и других наших классиков литературы.

Только на подготовку многотомных собраний сочинений классиков государством еще выдавались в виде грантов какие-то деньги — на все остальное государственных денег теперь не полагалось.

Изменился постепенно и состав сотрудников Института. Безраздельно преобладать в коллективе Пушкинского Дома стали дамочки кропотливо занимающиеся текстологией и составляющие дотошные комментарии к произведениям классиков.

Вот утром написал Пушкин такое-то свое стихотворение или вечером????.. Вопрос серьезный!!!!

И тщательно составляется соответствующий длинный комментарий из которого вытекает (надо же — открытие!) что Пушкин написал это стихотворение после обеда…

Вот всем подобным и стали теперь заниматься в Пушкинском Доме.

Для меня же такие мелкие нудные и совершенно нетворческие занятия были нестерпимо мучительны.

Я пытался всячески от них «отвертеться» и не знал что делать и как жить… И не понимал как я выживу духовно в таком мире среди дамочек-текстологов…-

Книги подобные моим книгам об Аполлоне Григорьеве и Розанове теперь не принесли бы мне ни копейки дохода.

И их было бы даже крайне трудно и издать — частные издательства или публиковали книги за счет самого автора или ждали детективов, откровенной эротики и «женских романов».

Все остальное новыми (или перестроенными на капиталистический лад старыми) издательствами отвергалось.

И я стал неотвратимо впадать в глубокое уныние.

Светлые цели в жизни и возможность творчества были потеряны для меня как казалось тогда навсегда.

Начались долгие и самые мрачные годы моей жизни когда ориентиры — как жить и во имя чего жить — были мучительно утрачены.

И жизнь потеряла для меня тогда и радость и большой смысл.

Конечно, не все было порой так однозначно и в эти долгие несветлые годы.

Я постоянно сотрудничал и в этом мрачный период жизни с петербургским «Новым журналом» где помещал свою вольную эссеистику.

В 1998-ом году я защитил в Пушкинском Доме достойную диссертацию на яркую и философски глубокую тему «Развитие антирационализма в русской литературе второй половины Х1Х века» (на соискание степени доктора филологических наук).

Я помню что диссертацию мою заметили в научных кругах. Вместительный актовый зал Пушкинского Дома был полон при ее защите.

Но в целом жизнь потеряла для меня свои краски. Я чувствовал что я старею, а ничего действительно хорошего и способного увлечь в жизни моей не происходит.

Все больше времени я стал проводить один дома. На лето никуда уже не выезжал.

Если в первые годы работы в Пушкинском Доме у меня сложилась в Институте своя компания любителей активного отдыха — мы постоянного играли в футбол, зимой катались на лыжах, ходили в небольшие походы и ездили с ночевками на рыбалку на берег Финского залива — то в начале 1990-х годы эта компания распалась. Люди обособились друг от друга, кто-то уехал заграницу.

 

И я остался один.

Конечно у меня оставалась любимая жена Лена (мы заключили законный брак еще в 1980 году), рос сын Николай. Это меня согревало и очень поддерживало. Но больше мне и не на что было тогда опереться. Я стал жить уныло и подавленно год за годом.

Только ближе к концу первого десятилетия нового ХХ1 века я несколько оживился духовно. Решил на свой страх и риск написать две новые книги — о Вл.Соловьеве и об основателе славянофильства Иване Киреевском.

Первоначально я и понятия не имел как и где мне пытаться издать эти книги.

Но все таки вышло так что обе они были в конечном счете изданы в 2008 и 2009 годах тиражом в 1 тысячу экземпляров.

Причем, если за издание книги о Вл. Соловьеве мне пришлось внести некий денежный взнос, то моя книга об Иване Киреевском была издана совершенно бесплатно.

Это была в новые «антилитературнные» капиталистические времена большая удача конечно.

Моя книга о Вл. Соловьеве была пронизана отмеченной оригинальностью мыслью что Соловьев даже и как философ мыслил не логически, а образами и что в этом проявился его русский стиль в мышлении — это было ново и ярко и привлекло внимание в обществе.

В книге об Иване Киреевском звучала в сущности схожая идея — что славянофильство изначально опиралось прежде всего на художественную интуицию и спонтанные прозрения, а не на сугубо логические рассудочные построения и сумму «голых фактов» жизни и истории.

Когда эти книги создавались мной и в первое время после того как они вышли в свет — мне было в жизни даже хорошо. Вернулась радость творчества, вернулся в мое сознание внутренний свет.

Но продолжалось это недолго. Я смутно чувствовал что в моей жизни непременно надо что-то решительно и навсегда менять.

И остро переживал горечь от того что столько лет прошло для меня безрадостно и в целом творчески неплодотворно.

Но что менять и как?

И во мне стало развиваться скрытое пассивное сопротивление своей жизни — все реже я посещал Пушкинский Дом (что вызывало нарекания начальства), все более неохотно выполнял в Институте полученные (часто довольно глупые) задания, мало с кем уже в Пушкинском Доме общался.

Рядовые сотрудники Института (в особенности вот эти самые дамочки-текстологи) начинали меня активно и агрессивно не любить, хотя и раньше не желали мне добра….

И я решил Пушкинский Дом оставить.

Помогло в этом мне то, что в 2014 году на почве ряда давних проблем со здоровьем мне удалось получить инвалидность — значит мне будут выплачивать хотя бы пенсию. И с голоду я не умру.

Тридцать лет я проработал в Пушкинском Доме, был близко знаком с академиками Дмитрием Сергеевичем Лихачевым и Александром Михайловичем Панченко, с другими яркими людьми работавшими в Институте.

Пушкинский Дом дал мне многое.

Но оставлял я его без сожаления — эта вечная текстология, эти бесконечные мелкие комментарии к творениям классиков, это полное отсутствие любых возможностей для свободного творчества — все это стало для меня невыносимо.

Я чувствовал что создан совсем для другого. И не ошибся!

Не прошло и года после того как я окончательно освободился от службы в Пушкинском Доме осенью 2014-го года и я в буквальном смысле Воскрес из Мертвых.

Стал чувствовать себя в жизни и творить так как не удавалось и в молодости. И мне самому эту казалось настоящим Чудом.

 

 

Когда я ушел наконец из Пушкинского Дома я сразу почувствовал величайшее облегчение и удивительную свободу.

Это было субъективное конечно ощущение — потому что не работал я для Пушкинского Дома по 12 часов в сутки и не был так уж загружен «производственными заданиями».

Но ощущал я себя освободившись от Пушкинского Дома так как счастливый конь которого распрягли наконец в степи из опостылевшей повозки…

Теперь я свободен, головокружительно свободен — скачи куда хочешь под солнцем золотым….

Куда же мне вольно «скакать» в жизни оказавшись вне службы в государственном учреждении я , однако, в первое время совсем не знал.

Но стал чувствовать себя с первых дней своей свободы даже чисто физически несравнимо лучше. Не говоря уже о том что мировосприятие мое изменилось решительно — я вновь через многие мрачные годы ощутил ошеломляющую радость жизни.

И это чувство необыкновенной радости жизни не утихало во мне с течением времени — оно наоборот усиливалось как бурный весенний поток, уносящий последние льдины в бескрайнее море…

Наслаждаясь свободой и одухотворенным одиночеством я стал писать просто «для души» вольные статьи о культуре — несколько таких статей было вскоре опубликовано в официальных журналах.

Но в творчестве мне хотелось большего... А чего же именно — я не знал. Я настолько давно «вырвал с корнем» из души своей поэзию, что о ней уже и не думал.

И все таки миновала первая моя свободная осень, потом и зима… И к весне 2015-го года мои еще не рожденные новые стихи стали буквально проситься на бумагу… стали спонтанно и радостно складываться в моей голове в любое время суток.

Но я их тогда еще не записывал. Не верил я уже что что-нибудь кроме бесполезной траты времени и нервной энергии у меня получится из занятий поэзией.

Тем не менее я вспомнил что слышал по радио о каком-то сайте СТИХИ.РУ где можно свободно публиковать любые стихи… Ведь времена изменились — появился Интернет, говорят что есть и другие сайты поэзии в Интернете…

Так прошла цветущая весна. И вот летом 2015-го года на скромной даче своей я все таки не удержался — взялся за стихи вновь…. Так ласково светило солнце, так радостно цвели цветы и пели птицы … Как тут не писать стихи если душа жива и ищет счастья…

И поэтическое творчество вернулось ко мне с удивительной легкостью.

Более того — я и в молодости так легко и свободно и в таком прямо неограниченном количестве не мог писать стихи как теперь волшебным для меня летом 2015-го года когда я вновь обрел себя в поэзии. И вся жизнь моя преобразилась!

Практически же конечно не все шло идеально гладко.

Я вскоре понял что на сайтах поэзии господствует стихоплетство, что собравшиеся там сочинители обычно хвалят «по дружбе» только друг друга и приветствуют только стихи своего уровня…

Увидел я и что остались еще в «в своих креслах» многие старые дуболомы-редактора с советских еще времен заправлявшие в старых литературных журналах — и они конечно не изменились в своих «деревянных» вкусах и примитивных пристрастиях.

Но и все равно я радостно ощущал — новое время и новые люди вокруг.

И пусть они значительно меня моложе если считать возраст «по паспорту» — я с ними духовно близок и я вижу что они меня понимают и принимают как человека и как поэта.

Новая жизнь началась для меня. Воистину — новая светлая жизнь!

Широко публиковать в современных литературных журналах в России и за рубежом меня начали с осени 2017-го года когда я наконец догадался рассылать рукописи своих стихов по журналам пользуясь электронной почтой — это было просто и удобно, позволяло оперативно отправить свои тексты в очень многие журналы и альманахи.

И тогда же началась моя настоящая известность как поэта.

Я писал и пишу до сих пор и вольную эссеистику, ее тоже охотно публикуют по журналам — но главное для меня безусловно поэзия.

Поэтическое творчество наполняет всю мою нынешнюю жизнь и окрыляет меня.

Сейчас у меня уже много более 300 новых поэтических публикаций в журналах и альманахах в России и за границей. И написало мной уже существенно более 20 тысяч стихотворений.

Я сам понимаю что 20 и более тысяч стихотворений — это много и даже очень много.

Обычно поэты создают существенно меньшее число стихотворений за свою жизнь. Но стихи буквально льются из моей души как вода из потаенного лесного источника….

Я ничего не могу с этим поделать — не могу остановить поток все новых и новых стихов насильно… Без все новых стихов моя жизнь немедленно тускнеет и теряет и радость и свои краски…

И здесь я хочу сказать вот что — на себе я ясно почувствовал что если человек к чему-то призван он действительно не может без этого жить… Не в метафорическом смысле а совершенно реально — не может не способен без этого жить и пусть медленно, но неизбежно гибнет.

А когда наконец человек обретает возможность самовыражения в той области к творчеству в которой он призван (для меня — это поэзия) он воскресает и удивительно молодеет весь, душой и телом.

В моей жизни это было именно так.

 

 

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1961-ом году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009.
Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах — «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате — в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ВЕРЛИБРА», «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ЛИРИЗМА», печатал стихи в «ДНЕ ПОЭЗИИ РОССИИ» и «ДНЕ ПОЭЗИИ ЛЕНИНГРАДА», в журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «НОВОМ ЖУРНАЛЕ», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах.
После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт и в России и во многих изданиях за рубежом от Финляндии и Германии, Польши и Чехии до Канады и Австралии — в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «ПЕРИСКОП»», «ЗИНЗИВЕР», «ПАРУС», «АРТ», «ЧАЙКА» (США)«АРГАМАК», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ» (КАНАДА), « ДЕТИ РА», «МЕТАМОРФОЗЫ» , «ЛИТЕРА НОВА», «ГРАФИТ», «ЛИТКУЛЬТПРИВЕТ!», «СОВРЕМЕННАЯ ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА» (ПАРИЖ), «МУЗА», «ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ», «НЕВЕЧЕРНИЙ СВЕТ, «РОДНАЯ КУБАНЬ», «ПОСЛЕ 12», «БЕРЕГА», «НИЖНИЙ НОВГОРОД». «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» и др., в изданиях «Антология Евразии», «АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ1 ВЕКА». «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «АРТБУХТА», «ЛИТЕРАТУРНЫЙ СВЕТ», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» , «АВТОГРАФ», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР», «45-Я ПАРАЛЛЕЛЬ», «ПОРТ-ФОЛИО»Й (КАНАДА), «ПОД ЧАСАМИ», «МЕНЕСТРЕЛЬ», «ИСТОКИ», «БИЙСКИЙ ВЕСТНИК», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», « АРИНА НН» , «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ» (ГЕРМАНИЯ), «СИБИРСКИЙ ПАРНАС», «ЗЕМЛЯКИ» (НИЖНИЙ НОВГОРОД) , «КОВЧЕГ», «РУССКОЕ ПОЛЕ», «СЕВЕР», «РУССКИЙ ПЕРЕПЛЕТ», «БАЛТИЙСКИЙ БЕРЕГ» (КАЛИНИНГРАД), «ДАЛЬНИЙ ВОСТОК», «ЛИКБЕЗ» (ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ), в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборниках «СЕРЕБРЯНЫЕ ГОЛУБИ(К 125-летию М.И. Цветаевой), «МОТОРЫ» ( к 125-летию со дня рождения Владимира Маяковского), «ПЯТОЕ ВРЕМЯ ГОДА» (Альманах стихов и прозы о Любви. «Перископ»-Волгоград. 2019), «Я ДУМАЮ. ЧТО ЭТО ОТ БОГА…» ( Сборник стихотворений современных авторов к 80-летию Иосифа Бродского. «Перископ— Волга». 2020 ) и в целом ряде других литературных изданий.
В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др.
Является автором более 20-ти тысяч поэтических произведений. Принимает самое активное участие в сетевой поэзии.
Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Петербурге.