Современная всемирная литература

Свое призвание — писать, посвятить себя «во взрослой жизни» литературному труду — я почувствовал очень рано, еще в школьные годы. Однако, реализовать это свое призвание в действительной жизни оказалось значительно сложнее, чем просто с затаенным восторгом его в себе чувствовать.

Конечно, и стихи я начал писать рано — классе в седьмом. И они неплохо у меня получались для столь юного возраста.

Посещал я и кружок поэзии во дворце пионеров… Но все это было так себе по большому счету — детские увлечения и игры.

А когда я наконец осознал в 17 — 18 лет, что настоящие стихи должны не сводиться к красивому рифмоплетству, а иметь свое лицо.., что у поэта должен быть свой поэтический голос и свой авторский почерк в творчестве ... Создать такую поэзию у меня решительно не получалось.

То выходило «под Блока», то «под Есенина», то «под Маяковского»…, а что-то действительно свое — интонация, образная система, ритмический строй — так и не находилось сколько я над этим не «корпел».

И пришлось про стихи на какое-то время забыть. И это оказалось на самом деле самое лучшее, что я мог тогда придумать — перестать давить на себя самого, перестать мучить себя бесплодными попытками настоящего творчества…

Поэзия должна рождаться сама собой — как Венера из пены морской.

Так со мной и случилось года через два или три. Я даже помню до сих пор этих первые свои удачные стихи.

К тому времени я уже писал и статьи и очерки — в частности, о первых русских славянофилах, Алексее Хомякове, Иване Киреевском, братьях Константине и Иване Аксаковых… Они выходили интересными. Тема была выигрышной, почти незнакомой тогдашнему советскому литературоведению.

А тут еще и стихи — возможность творчества на «ниве поэзии».

И я конечно в созидание стихов погрузился с увлечением.

Близилось окончание Университета.

И стихов и уже опубликованных в научных изданиях статей накопилось немало. И я решил дерзнуть — показать свое творчество уважаемым людям в мире культуры, настоящим знатокам и ценителям большой русской литературы.

И написал два письма — одно письмо академику Дмитрию Сергеевичу Лихачеву и другое письмо Лидии Яковлевне Гинзбург, перед личностью и творчеством которой я тоже преклонялся.

Лидия Яковлевна Гинзбург все таки менее известна ныне чем Дмитрий Сергеевич Лихачев.

Поэтому напомню — близкая знакомая Ахматовой, Шкловского, Эйхенбаума, яркая представительница ленинградской литературной молодежи 1920-х годов, генетически связанной еще со старой, дореволюционной петербургской культурой, впоследствии яркий исследователь классики нашей литературы, автор многих замечательных книг, в том числе и книг очерков и воспоминаний.

И в обоих случаях я получил отклики на своих письма от уважаемых адресатов и приглашение явиться к ним для обстоятельной беседы в домашней обстановке.

Сначала я отправился на квартиру к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву. Он жил в моем же районе Ленинграда, на 2-ом Муринском проспекте.

Довелось просто прогуляться до дома Дмитрия Сергеевича пешком.

Конечно, яркие впечатления остались от этой встречи. Уже тогда в 1970-е годы Дмитрий Сергеевич был знаменит… И я вполне отдавал себе отчет в том кто меня принимает — один из светочей нашей культуры в полном смысле этого слова.

Дмитрий Сергеевич меня расхвалил. Его отзывы меня окрылили безусловно. Он прямо сказал, что по его мнению я «человек необыкновенный», что у меня «большой литературный талант» и «большое будущее в литературе.»

Собственно, я мог бы тут и возгордиться.

И я даже попытался было возгордиться, но тут же понял, что у меня это плохо и необоснованно все таки выходит — оставалась неопределенность: ну есть литературный талант, даже большой, допустим, талант… А в чем именно он заключается и как именно его реализовать? Ни мои стихи, ни мои тогдашние статьи шедеврами еще отнюдь не являлись…

И вот в таком и гордом, и озадаченном одновременно состоянии я отправился к Лидии Яковлевне Гинзбург.

Лидия Яковлевна тоже жила совсем недалеко — на том же зеленом, заросшем огромными старыми деревьями разных пород 2-ом Муринском проспекте, в совершенно заставленной книгами однокомнатной квартире.

Она тогда уже была совсем старушкой — сухонькой, небольшого роста интеллигентной старушкой.

И вот ее отзыв сыграл в моем будущем поэтическом творчестве огромную роль.

Статьи мои о славянофилах Лидия Яковлевна очень похвалила — действительно была раскрыта в этих статьях новая и смелая по тому времени тема (в советскую эпоху изучение творчества помещиков-славянофилов, рьяных сторонников Православия и приверженцев особого пути развития России совсем не поощрялось), статьи были написаны живо и ярко, в них были интересные наблюдения и мысли. Это Лидия Яковлевна и отметила.

А вот о стихах она отозвалась так: « Знаете, Сережа, я столько стихов читала и слышала на своем веку… Самых разных стихов, в том числе очень хороших и просто замечательных стихов. Может, у меня уже к старости притупилось восприятие поэзии — перечитала стихи сверх меры и переслушала сверх всякой меры стихи за свою жизнь… Но знаете — у вас безусловно очень хорошие стихи. И я таких очень хороших стихов тоже уже наслушалась в своей жизни. А вот чего-то ошеломляющего, нового, необычного…, что бы встрепенуться душу заставило… Этого я в ваших стихах не увидела. Просто обычные очень хорошие стихи. И все. Может стара уже я стара совсем. Извините Сережа.»

И я сразу понял, признаюсь, что Лидия Яковлевна — совершенно права! С сожалением осознал я это, но очень отчетливо — действительно я писал тогда просто очень хорошие стихи, такие каких много бывает на свете.

Это не Поэзия с большой буквы.

Заниматься просто каким-то сочинительством, более или менее удачным, мне не хотелось. И поэзию я надолго забросил… Почти на десять лет.

Погрузился в историю русской общественной мысли и литературы, защитил как историк кандидатскую диссертацию о первых русских славянофилах в 1982 году. А со следующего года стал работать научным сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы Российской Академии Наук), написал свою первую книгу — о любимом своем тогда поэте и литературном критике Аполлоне Григорьеве.

О поэзии же вроде бы забыл. Но забыл с сожалением — я же все таки чувствовал в себе с детства какую-то поэтическую энергию, энергию и слова и чувства, энергию образного видения мира…. Почему же я ее не могу ярко и по своему выразить в поэзии?

И однажды на отдыхе в Литве задумался о верлибре — вот почему в нашей поэзии он так в целом и не утвердился, а в современной англоязычной и вообще европейской поэзии давно преобладает… Да и японская поэзия легко обходится без рифмы.

И я попробовал сделать несколько пейзажных зарисовок — без рифмы. Показалось — удачно вышло, интересно. И как-то это соответствовало обстановке вокруг — летняя Литва, в пределах тогдашнего СССР почти Запад.

Потом я вроде бы и забыл об этих своих опытах….

Но однажды, уже в Ленинграде, захотелось поиграть вечером с поэтическим словом и одновременно — в лабиринте философских ассоциаций и смыслов…

И просто сами собой родились эти вот строки:

Сегодня  утро  было  особенно  нарядным
проходя  по  комнатам
они  теснило  тени  сомнения
сдувало пыль  скорби
и  охотно  разговаривало   со  всеми  на  их  языке
окна были  широко  раскрыты
точнее  распахнуты
и  за  ними
на  задумчиво  качающихся  зеленых  ветвях 
пели  большие  желтые  птицы  покоя
узоры  памяти    переливались  на  стенах
и  поскрипывающий  паркет  бытия  казался  особенно  долговечным
лестница  сбегала
как  скромная белолицая  девочка
в  густой  бормочущий  с  ветром  сад
за  которым  —  
это  было  отчетливо  видно  издали  -
мускулистый  человек
по  пояс  свешиваясь  из  окна  черной  башни
придерживал  увесистую  стрелку  времени
на  обнаженном  циферблате  городских  часов.

 

Я сразу почувствовал, что это — необычно и здорово. И не на кого в русской поэзии не похоже.

Так в поэзии я наконец нашел себя. Это был 1986 год. И мне тогда было уже почти тридцать лет.

Во всей этой истории важно вот что — чтобы найти себя в настоящей поэзии или прозе и сказать в них действительно новое слово, быть в творчестве самим собой и писать при этом действительно ярко надо не только иметь талант и определенный уровень литературной культуры и общей культуры и, тем более, надо не просто владеть художественным словом на должном высоком уровне….

Нужно прежде всего полностью раскрепоститься — ощутить полную внутреннюю свободу… И тогда эта внутренняя свобода, — полная и ошеломляющая, головокружительная и рискованная даже, — сама собой перельется в творчество, оплодотворит ваше творчество и сделает его действительно ярким и необычным.

Тогда и скажут знатоки и многие окружающие вас ценители литературы — это новое слово в нашей литературе.

И ваши литературные мечты сбудутся — почти как в сказке. Может быть даже в одночасье.

Только — если у вас есть талант.
А талант — это не жажда славы и признания. Это ощущение в себе некой энергии образного видения мира — этой энергии трудно дать определение. Но она безусловно сродни божественной энергии или тому, как мы божественную энергию себе представляем и что мы о ней знаем.

Это — энергия демиурга, творящего новые миры. Пусть только в художественном слове.

Может быть, такое определение — и есть самое емкое и точное определение настоящего литературного дарования.

Остальное же все — приложится.

Тут многое зависит конечно, от страны и от эпохи, когда живет художник слова. Но он в состоянии найти свой путь, если он — художник от Бога — в любую эпоху.

Хотя с временем в котором художник живет ему порой приходится и бороться.

«Художник и его время», «Художник слова и читатель» — это уже другие большие темы. И о них можно будет рассказать в следующих очерках.

Сейчас же я попытался правдиво рассказать о том, как довелось мне «открыть себя» в литературе и в поэзии в первую очередь.

И это было отнюдь не так просто.

 

 

 

 

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:

Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009.

Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах — «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате — в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах.

После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «ЗИНЗИВЕР», «ПАРУС», «Сибирские огни», «АРГАМАК», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», « ДЕТИ РА», «МЕТАМОРФОЗЫ» , «СОВРЕМЕНАЯ ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА», «МУЗА» и др., в изданиях «Антология Евразии»,», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «АРТБУХТА», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» , «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР», «45-Я ПАРАЛЛЕЛЬ», «ПОРТ-ФОЛИО, «Под часами», «Менестрель», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», « АРИНА НН» , в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «СЕРЕБРЯНЫЕ ГОЛУБИ(К 125-летию М.И. Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.